Охота на Сталина - Страница 79

К оглавлению

79

Орловский огляделся.

Рядом стоял, прикрыв ладонью глаза, Андрей Мишин. За его спиной переминался с ноги на ногу молодой парень в красноармейской гимнастерке, на которой от заплаток не было живого места. Впереди своей тушей весь коридор перекрывал еще один боец, в руках которого немецкий автомат казался всего лишь игрушкой. Одет он тоже был не ахти. Неопределенного цвета рубаха с расплывшимися пятнами пота, милицейские галифе с провисшими коленками и ботинки, перетянутые проволокой. А здоровый-то какой? Наверное, это он сграбастал Виктора в троллейбусе.

За углом по цементному полу застучали подошвы кованных сапог, и на свет вышли два вполне прилично одетых красноармейца и офицер. В петлицах его новехонькой коверкотовой гимнастерки красовалась шпала — капитан.

Откуда?! Здесь?!

— Добро пожаловать в штаб московского гарнизона Красной армии, подонки, — процедил капитан сквозь зубы и сделал знак конвоирам, чтобы те следовали за ним вместе со своей добычей.

Глава 13
САВЕЛИЙ ДМИТРИЕВ

Москва. Краснопресненскя наб. д. 24 к 2 03.08.2008 г.


Здравствуйте Алексей Петрович, — консьержка посторонилась, давая ему пройти. — Льет, как из ведра весь день. Давно такого не было. Подъездному церберу хотелось пообщаться, но Бенедиктинскому было некогда точить лясы со всякими разными.

Надо же, запомнила его! И даже по имени-отчеству величает. Старой совковой закалки старушка. Такие все обо всех знают, хоть сейчас принимай в штат гэбешных осведомителей. А может и состояла там когда-то. Вот он, например, никогда не мог запомнить ни лица, ни имени пару раз попавшегося ему на глаза человека. Попроси, скажем, Алексея сейчас составить фото-робот этой старушенции или дежурной в метро на «Менделеевской», или киоскерши возле этой же станции, у которой он каждый божий день покупает сигареты, ни за что не смог бы. Не обращал он внимания на ненужных, мелких людишек. Вот Рутковского с его седой гривой волос и неприятными глубокими старческими морщинами на щеках он хорошо запомнил. Этот старикан вызывал в нем отвращение и одновременно страх, как все, что связано с той далекой эпохой. Не дай Бог там оказаться! Сидеть по ночам на краешке кровати, ожидая звука хлопающей двери парадной и настойчивых, длинных звонков в прихожей. Бр-р-р.


Нажав на звонок со старомодной табличкой с фамилией жильца, Бенедиктинский н на физиономию дежурную улыбку и шагнул в полумрак прихожей.

На этот раз обошлось без длинных экивоков и церемоний. Они вместе с бывшим академиком с головой погрузились в пыльный ворох бумаг времен бесстрашных Челюскинцев и подыхающих с голода крестьян тамбовской области.


— Вот, пожалуйста, — Рутковский послюнявил указательный палец и перелистнув несколько страниц, нашел нужную. — доклад Николая Ежова «О служебном аппарате Секретариата ЦИК Союза ССР и товарище А. Енукидзе». Здесь все о Каменеве и его сообщниках. А вот стенограмма закрытого заседания военной коллегии Верховного суда СССР, состоявшегося в марте тридцать пятого. Такого вам не достанет даже ваш друг из ФСБ, которым вы похвалялись. Правда и это — копия. Но зато, простите за тафталогию, подлинная.

— А откуда она у вас? — Бенедиктинский закинул ногу на ногу.

— А вот это уже секрет фирм. Часто ли вы, журналисты раскрываете свои источники? — Рутковский хитро посмотрел на Алексея поверх очков. — То-то же! Ну не будем отвлекаться. По этому самому «кремлевскому делу» было осуждено сто десять человек: тридцать — военной коллегией Верховного суда и восемьдесят — особым совещанием при НКВД СССР. К расстрелу приговорили двоих — Алексея Синелобова и Михаила Чернявского. Первый занимал должность секретаря для поручений коменданта Кремля, второй был начальником отделения разведывательного управления РККА.

— И что, все они хотели убить Сталина?

— Ну почему все? Вы что же, хотите, чтобы все сто с лишним человек признались в убийстве. Так не бывает. В операции участвовало не более десяти заговорщиков. О деталях знало еще меньше. Слушайте дальше. Между прочим, не всех из них расстреляли или сгноили в лагерях, как сейчас пишут ваши коллеги. Меры наказания были разные. Девять человек получили самые большие сроки. Их укатали на десять лет. И это при покушении на главу государства, понимаете? Семеро вообще отделались ссылкой. В восьмидесятые вон за тунеядство и пьянство за сто первый километр отправляли. А тут заговор… Например, Каменева Ольга Давыдовна, член партии с тысяча девятьсот второго года, председатель научно-исследовательского совета Управления кинофикации СНК РСФСР, отделалась лишением права проживания в Москве и Ленинграде в течение пяти лет. Так кроме двух столиц есть еще Сочи.

Муж Ольги Давыдовны Каменев Лев Борисович, в тот самый момент отбывавший наказание в связи с осуждением в январе тридцать пятого к пяти годам тюремного заключения по делу «московского центра», вообще получил десять лет, но с поглощением предыдущего пятилетнего срока заключения. Были осуждены также его брат Розенфельд Николай Борисович, иллюстратор книг издательства «Академия», его бывшая жена, сотрудница библиотеки в Кремле, и племянник. Поначалу арестованных троцкистов предъявляли обвинения в распространении злостных провокационных слухов, направленных против Советской власти. Это, как правило, означало конец карьере и путешествие в места не столь отдаленные с не жарким климатом. Но надолго идущие по таким статьям там не задерживались, чтобы не говорили нынешние «историки». Допрашивали бедолаг в основном по фактам разговоров об обстоятельствах убийства Кирова и смерти Надежды Аллилуевой — жены Сталина. Позже следствие, получив дополнительную информацию, принялось разбираться с террористическими намерениями этих друзей. Вот показания одного из них: — «Каменеву принадлежит крылатая формулировка о том, что марксизм есть теперь то, что угодно Сталину… У меня с Каменевым разговоры об устранении Сталина имели место, но мы при этом исходили только из намерений замены его на посту генерального секретаря ЦК ВКП(б)… Заявлений от Каменева о необходимости применения теракта как средства борьбы с руководством ВКП(б) я не слышал. Не исключаю, что допускавшиеся им злобные высказывания и проявления ненависти по адресу Сталина могли быть использованы в прямых контрреволюционных целях..»

79