— Партизаны?
— Да какие там партизаны! Просто тем, кто там раньше остался, жрать нечего было, а тут столько мяса к ним в гости идет.
— Орловского аж передернуло, но он все равно продолжал задавать вопросы. Чувствовалось, что ветерану хантеров хотелось выговориться. А кто его знает, будет ли у Виктора еще такая возможность узнать о нелегком житье-бытье хантеров побольше.
— А теперь ведь все совсем не так? — Орловский устроился поудобнее на своей лежанке.
— Да теперь все по-другому, а тогда сначала под конвоем ходили или даже ездили по окраинам на грузовиках, но потом как конвоиры да водители, так же как и унтерменьши дохнуть начали, сразу прекратили это дело. Одно время разные полицаи из прибалтов, да западенцев их заменили, но потом и они взбунтовались. Жить-то всем охота. Стали тогда фрицы на сопровождение трофейных команд обманом всяких добровольцев подписывать. Кого из местных жителей, готовых на все ради лишней пайки, кого из военнопленных, которые в лагерях с голоду пухли. Так я здесь и оказался. Начал в зону ходить. Одним из первых почитай. Да пожалуй, один из тех первых и остался. У нас ведь тогда ни противогазов, ни костюмов, ни гейгеров не было. Нас вообще в подробности никто не посвящал. Народ залезал в самые «пятна» и дох пачками. Это сейчас у нас все есть, — Глум кивнул на открытую коробку с четырьмя десятками персональных дозиметров и зарядным устройством к ним. — Да и то вы новички умудряетесь куда-нибудь влезть. Да и так по глупости гибнет вашего брата много. Сколько не говори, — гляди в оба, при выходе из зоны не расслабляйся. Тут ведь и под американские пулеметы попасть можно и на охотничков до легкой наживы нарваться. Кто поздоровее, мы их «свежачки» называем, те начет трофеев промышляют. Очень удобно — ни ходить никуда не надо, ни тащить на себе ничего по нескольку десятков километров. Грохнул зазевавшегося Хантера и обшмонал его на предмет жратвы, одежды, оружия, патронов и товара, и в дамках.
— Мародеры.
— Ну, можно и так сказать.
В комнате воцарилась тишина. Каждый из присутствующих задумался о чем-то своем, вспоминая, наверное, как докатился до жизни такой. Только Орловский нетерпеливо ерзал на лежанке. Его интересовал, прежде всего автомат. Самому-то Виктору выдали видавшую виды «мосинку», которая того и гляди развалиться, да еще по дороге к базе он подобрал начинающий ржаветь старый «Шмайсер» без магазина. Нашел он его случайно, когда отошел в кусты отлить, то напоролся на торчащий из-под щебня пыльный кованный немецкий сапог. Автомат валялся неподалеку. Первым делом Виктор снял с трупа сапоги. Хоть сопровождающий его хантер и не советовал ему это делать. Шут с ним. Не ходить же по апрельской слякоти в обмотках. А то, что за эти сапоги его может шлепнуть первый же попавшийся фриц, ерунда. Откуда ему здесь в американском секторе взяться? Шинель бойца вермахта уже порядком прогнила, каска ему на фиг не сдалась. А вот отличный походный термос очень даже пригодиться.
— Зато тогда трофеев было, наверное, гораздо больше, — решился, наконец, нарушить тишину Орловский.
— Вам новичкам не понять нас первопроходцев, — отозвался Глум. — Вы ведь теперь на всем готовом. База есть, оборудование есть, оружием каким-никаким обеспечены, да еще и за трофеи баксы дают, а нам ведь тогда даже стволов поначалу не давали. Доходило до того, что искали сами себе в зоне что-нибудь и на выходе заначки делали. А появишься с оружием в буферной зоне — сразу к стенке.
— А автомат, автомат-то у тебя откуда?
— Погоди, всему свое время. Вот потом до хозяев доходить стало, что, гоняя зеков в зону, они только сами себе проблем наживают. Трофеев с гулькин хрен, да еще добровольцев, от которых хоть какой-то толк был все меньше и меньше. Стали они набирать группы так называемых «фольсксфраев». Вот я туда и подался. Тоже не сахар конечно, но все же… Старенький еще начала сороковых годов выпуска «Шмайсер» дали, индивидуальные дозиметры по одному на группу. Потом и противогазы появились. За трофеи стали рейхсмарками расплачиваться. Кто из «фольксов» поумнее, те на первые заработанные марки средства защиты покупали, оружие получше, антирадиационные препараты. Кто поглупее, все деньжата копили. Был у нас в группе товарищ один, «Аргентинцем» его звали, все мечтал накопить несколько тысчонок и в Аргентину рвануть. Вон его могилка за оврагом. Там особо «лучистых» закапывали.
— А что, просто так, без денег уехать нельзя было, — спросил сразу как-то скисший Орловский.
— А куда и главное зачем? — Глум закончив чистить «Хеклер» и собрав прислонил его стволом к стенке. — В зону бегут только идиоты. Там выживает лишь каждый десятый, да и то, век тамошних обитателей короток. Лет пять-шесть, максимум десять. Вне зон же рано или поздно отловят и к стенке. Разве что в СКА податься, но до Сибири еще добраться надо. А потом времена-то изменились. Теперь и здесь прожить можно, и даже жирком обрасти. Главное делать все умеючи. Вот я еще годок другой и хоть в ту же Аргентину, хоть в Индию с Африкой смогу уехать.
— Ага, я уже года три от тебя эту песню слышу, — Морок сплюнул и, раздавив подошвой окурок, направился к выходу. — Не верь ему парень. Все мы здесь до последних своих дней. Зона затягивает, и никуда нам от этого не деться. хантером стал, хантером и умрешь.
— А почему нас называют хантерами? — Виктор чиркнул спичкой по коробку и принялся раскуривать отсыревшую папиросу.
— Это янки нас так называют, — Глум подошел к керосинке и, растопырив над ней пальцы, блаженно зажмурился. — Полное название «trophy hunters» — охотники за трофеями значит. Но прижилось просто короткое «hunter». Уже и сами хозяева к этому привыкли. Я к ним от немцев в пятьдесят втором сдернул. У янки более денежно и сытно, сектор попроще и на трофеи побогаче. А «Хекслер»-то я на накопленные рейхсмарки у одного обожравшегося шнапсом немца купил. Из полевой жандармерии. Его потом за это дело расстреляли. Ух и кипиш же был. Мне теперь в немецкий сектор дорога закрыта. Ну да все равно нам хантерам там делать нечего. Если уж в центре на нейтральной территории даже от «фольксфрая» пулю получить можно, то что уж говорить о западе. Это хозяева еще друг с другом сквозь зубы разговаривают, а у их холопов, не чубы — шкуры трещат.